Неточные совпадения
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить
отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал!
Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Отец наказал Сережу, не пустив его к Наденьке, племяннице Лидии Ивановны; но это
наказание оказалось к счастию для Сережи.
Сейчас рассади их по разным углам на хлеб да на воду, чтоб у них дурь-то прошла; да пусть
отец Герасим наложит на них эпитимию, [Эпитимия — церковное
наказание.] чтоб молили у бога прощения да каялись перед людьми».
Он прочел еще 7-й, 8-й, 9-й и 10-й стихи о соблазнах, о том, что они должны прийти в мир, о
наказании посредством геенны огненной, в которую ввергнуты будут люди, и о каких-то ангелах детей, которые видят лицо
Отца Небесного. «Как жалко, что это так нескладно, — думал он, — а чувствуется, что тут что-то хорошее».
Помню я еще, как какому-то старосте за то, что он истратил собранный оброк,
отец мой велел обрить бороду. Я ничего не понимал в этом
наказании, но меня поразил вид старика лет шестидесяти: он плакал навзрыд, кланялся в землю и просил положить на него, сверх оброка, сто целковых штрафу, но помиловать от бесчестья.
Телесные
наказания были почти неизвестны в нашем доме, и два-три случая, в которые Сенатор и мой
отец прибегали к гнусному средству «частного дома», были до того необыкновенны, что об них вся дворня говорила целые месяцы; сверх того, они были вызываемы значительными проступками.
С этими словами она выбежала из девичьей и нажаловалась матушке. Произошел целый погром. Матушка требовала, чтоб Аннушку немедленно услали в Уголок, и даже грозилась отправить туда же самих тетенек-сестриц. Но благодаря вмешательству
отца дело кончилось криком и угрозами. Он тоже не похвалил Аннушку, но ограничился тем, что поставил ее в столовой во время обеда на колени. Сверх того, целый месяц ее «за
наказание» не пускали в девичью и носили пищу наверх.
Таким образом, к
отцу мы, дети, были совершенно равнодушны, как и все вообще домочадцы, за исключением, быть может, старых слуг, помнивших еще холостые отцовские годы; матушку, напротив, боялись как огня, потому что она являлась последнею карательною инстанцией и притом не смягчала, а, наоборот, всегда усиливала меру
наказания.
Мы были уверены, что дело идет о
наказании, и вошли в угнетенном настроении. В кабинете мы увидели мать с встревоженным лицом и слезами на глазах. Лицо
отца было печально.
Дашу полюбил он и увез от
отца, а через, несколько месяцев уже тиранит ее и считает
наказанием своей жизни безответную, полносердечную любовь ее.
Мне представлялось, что маменька умирает, умерла, что умер также и мой
отец и что мы остаемся жить в Багрове, что нас будут наказывать, оденут в крестьянское платье, сошлют в кухню (я слыхал о
наказаниях такого рода) и что, наконец, и мы с сестрицей оба умрем.
Все мои мечты поудить вечером, когда, по словам
отца, так хорошо клюет рыба на такой реке, которая не хуже Демы, разлетелись как дым, и я стоял, точно приговоренный к какому-нибудь
наказанию.
— Вот-то хорошо, — сказал
отец, окончив
наказание,-твердый хлопец!
Владя почувствовал облегчение: это — наименьшее количество, которое признавал
отец, и такое-то
наказание Владе было не в диковинку.
—
Отцы мои небесные! да что же это за
наказание такое? — вопросил я, возведя глаза мои к милосердному небу. — Ко мне-то что же за дело? Я-то что же такое сочинил?.. Меня только всю мою жизнь ругают и уже давно доказали и мою отсталость, и неспособность, и даже мою литературную… бесчестность… Да, так, так: нечего конфузиться — именно бесчестность. Гриша, — говорю, — голубчик мой: поищи там на полках хороших газет, где меня ругают, вынеси этим господам и скажи, что они не туда попали.
— Там была маленькая речушка, — тихая такая! И весёлая компания… один телеграфист превосходно играл на скрипке… Я выучилась грести… Но — мужицкие дети! Это
наказание! Вроде комаров — ноют, клянчат… Дай, дай! Это их
отцы учат и матери…
Прощение только допускалось в незначительных случаях, и то ребенок, приговоренный
отцом или матерью к телесному
наказанию розгами без счета, должен был валяться в ногах, просить пощады, а потом нюхать розгу и при всех ее целовать.
Он пошел передо мной разнообразный и коварный. То появлялся в виде язв беловатых в горле у девчонки-подростка. То в виде сабельных искривленных ног. То в виде подрытых вялых язв на желтых ногах старухи. То в виде мокнущих папул на теле цветущей женщины. Иногда он горделиво занимал лоб полулунной короной Венеры. Являлся отраженным
наказанием за тьму
отцов на ребятах с носами, похожими на казачьи седла. Но, кроме того, он проскальзывал и не замеченным мною. Ах, ведь я был со школьной парты!
— Знаю, ваше сиятельство, все знаю, — отвечал Алексей Михайлыч, — но что ж мне делать? — продолжал он, разводя руки. — Еще
отец этого Мановского был божеское
наказание для меня, а сын — просто мое несчастье!
— Очень приятно, милости просим! — сказал радостно
отец. — Извините, я по-домашнему, без сюртука… Пожалуйте! Наталья, помоги господину Черепицыну раздеться! Господи боже мой, да прогоните эту собаку! Это
наказание!
— Годил, довольно! Я, ребята, желаю вам сказать, как это вышло, что вот, значит, мне под сорок, а иду я к вам и говорю — учите меня, дурака, да! Учите и — больше ничего! А я готов! Такое время — несёт оно всем
наказание, и дети должны теперь учить
отцов — почему? Потому — на них греха меньше, на детях…
Я не думаю отвергать, что при власти, данной правительством помещикам, им очень легко насиловать дочерей и жен своих крепостных. Притеснениями и
наказаниями помещик всегда добьется того, что найдутся
отцы и мужья, которые будут предоставлять ему дочерей и жен, точно так же, как тот достойный французский дворянин в «Записках Пеню», который в XVIII столетии просил, как об особенной милости, о помещении своей дочери в Parc aux cerfs [Олений парк (фр.).].
А в гостиной Ниночка тихо рассказывала студенту о том, что было семь лет тому назад. Тогда Николай за одну историю был уволен с несколькими товарищами из Технологического института, и только связи
отца спасли его от большого
наказания. При горячем объяснении с сыном вспыльчивый Александр Антонович ударил его, и в тот же вечер Николай ушел из дому и вернулся только сегодня. И оба — и рассказчица и слушатель — качали головами и понижали голос, и студент для ободрения Ниночки даже взял ее руку в свою и гладил.
— Ты уже не маленькая, чтобы наказывать тебя. И я слишком слабый
отец, чтобы подвергать тебя
наказанию. Одно я могу сделать — не видеть тебя. Да, я не хочу тебя видеть до тех пор, пока ты не откроешь мне всей правды. А теперь ступай. Сейчас наши поймают Керима и доставят его сюда. Я не хочу, чтобы ты была свидетельницей этого. Ступай к себе и жди моих приказаний.
— Оня Лихарева! Ступай к доске! — раздался суровый голос
отца Модеста. — Бесстыдница! — присовокупил он, когда красная, как вареный рак, девочка заняла указанное ей в
наказание место.
Силоамский побежал вверх по крутым ступенькам лестницы и отворил дверь. Когда Теркин проходил мимо, на него пахнуло водкой. Но он уже не чувствовал ни злобы, ни неловкости от этой встречи. Вся история с его
наказанием представлялась ему в туманной дали. Не за себя, а скорее за
отца могло ему сделаться больно, если б в нем разбередили память о тех временах. Бывший писарь был слишком теперь жалок и лакейски низмен… Вероятно, и остальные «вороги» Ивана Прокофьича показались бы ему в таком же роде.
Мягкость характера моего
отца не могла вызывать никаких крепостнических эксцессов. И тогда, в николаевское время, и позднее, до 1861 года, я не помню у
отца случаев отдачи в солдаты в виде
наказания или в арестантские роты, не помню и никаких экзекуций на конюшне.
По отдельным, случайно вырывавшимся у
отца признаниям я заключаю, что жилось ему там очень несладко; жена дедушки, Елизавета Богдановна, была с самым бешеным характером; двух родных своих сыновей, сверстников
отца, баловала, моего же
отца жестоко притесняла, — привязывала, в виде
наказания, к ножке стола и т. п.
— Эта его выходка во время ареста, нервный припадок, — начал снова
отец Варсонофий, — доказывает, что он испугался, что он слаб… Я убежден, что он выстрадал после этого столько, что если его присудят к самому высшему
наказанию, оно будет несравненно легче перенесенных им нравственных мучений.
— Не называй его так! — подняла на него она свои заплаканные глаза. — Он все же мой
отец! Как бы ни было велико его преступление, он несет за него
наказание, и я буду молить Господа, чтобы Он простил его.
Это нарушение военных законов по воле моего
отца поставило меня на нелегальную почву по отношению к Франции, и я как нарушитель этих законов подвергаюсь, если буду застигнут в пределах Франции,
наказанию до двух лет тюрьмы и зачислению на законный срок службы в армию по отбытии
наказания.
Претерпев такое
наказание, мальчик был оставлен родителями без всякого присмотра и лишь по истечении года случайно был определен в аптеку, находившуюся в районе их прихода и содержимую немцем Апфельбаумом, женатым на православной и богомольной барыне, к протекции которой и обратился
отец Егорушки.
Он похудел и поседел так, что его не узнали не только дети, но даже жена. Озлобленный, угрюмый, он начал вдруг пить, и домик, где жил Суворов, этот приют тишины и покоя, вдруг сделался адом.
Отец Илларион оказался буйным во хмелю, как и все пьяницы с горя. Вынесенное им позорное
наказание, двухлетняя ссылка, все это изменило его прежний строгий, но справедливый характер и посеяло в его сердце семена страшной злобы на людей и судьбу.
Но проживать под своим именем мне было невозможно, так как я наверно подвергся бы
наказанию и этим самым убил бы старика-отца.
С каким бы наслаждением старик сказал ей: «Твой
отец не был виновен… Ты дочь невинно осужденного, который за другого понес
наказание и уже отбыл его… Твой
отец здесь, перед тобою».
Фердинанду минуло двадцать три года. Он простудился, получил жестокую горячку и умер. Это несчастье, посланное небом, как бы в
наказание жестокому
отцу и супругу, поразило его. Казалось, эта потеря должна была бы возвратить его любовь к старшему сыну. Нет, он и тут остался для него чужд по-прежнему.
— Я все думаю о молитве, которой выучила меня мать и которую я припомнил на могиле моего
отца… Мне не ясен весь ее смысл… «Прости тому, кто сделал меня сиротою, пошли утешение тому, кто за него несет
наказание…» Что это значит? Я не понимаю.
То не хотел огорчить крестника взысканием, то кума, то сына или племянника своего дядьки и заслуженного у
отца его домочадца, а более не хотел
наказанием ближнего возмутить душу свою.
— Боже милосердный, упокой душу
отца моего в царствии Твоем, прости тому, кто меня сделал сиротою, пошли утешение тому, кто за него несет
наказание, смилостився над моей матерью и охрани от бед меня, дитя несчастья…
«Не легче ли было бы, — думалось ему, — если бы
отец совсем не отдал бы денег? Если бы я остался нищим, пошел бы работать и в этом нашел бы себе
наказание.
Наказание примиряет. А то еще было бы мне лучше, если бы меня посадили в тюрьму, судили и осудили бы».
Между тем родители Вани вспомнили, что пора ему приняться за учение. Приходский священник взялся за это дело, и вскоре обрадовал
отца и мать, что ученик прошел без
наказания букварь в один месяц, когда он сам в детстве употреблял на это целый год с неоднократными побуждениями лозы.
Поездка с Долинским, защитником Алферова, не особенно улыбалась ей, хотя за последнее время она несколько примирилась с молодым человеком, и инстинктивная ненависть к нему, как к адвокату, спасшему, как она думала, от заслуженного
наказания убийцу ее
отца, потеряла свой прежний острый характер.
Однако, как кувшин, ходя по воду, оканчивает тем, что сломает себе голову, так и шаловливому
отцу Кирилле положен был предел, дальше которого не могли идти без
наказания его неиерейские дела, и случилось с ним следующее.